Одно время казалось, что ставший притчей во языцех вопрос Генри Киссинджера — кому надо звонить, чтобы поговорить с Европой — наконец-то получил внятный ответ. В 2009 году Лиссабонский договор ЕС окончательно закрепил пост верховного представителя Европейского союза по внешней политике и политике безопасности. Прошло каких-то пятнадцать лет, и более уместным стал другой вопрос: “А есть ли вообще смысл звонить?”.
На прошлой неделе лидеры ЕС согласились, что Жозепа Борреля на посту верховного дипломата сменит премьер-министр Эстонии Кая Каллас. Это назначение стало своего рода утешительным призом — ее желание возглавить НАТО так и не сбылось.
Нетрудно понять, почему им показалось надежнее не пускать Каллас в НАТО: хотя в ЕС и есть консенсус, что Россия — угроза безопасности номер один, Каллас в своей воинственной риторике переплюнула большинство лидеров. Так, она заявила, что расчленить Россию на множество мелких национальных государств было бы “неплохо”. Она с энтузиазмом поддержала NAFO — пресловутую “Организацию североатлантических ребят”, которая нашумела своими ксенофобскими выходками и травлей всех, вплоть до бывших (а может, и будущих) высокопоставленных военных чиновников США, за то, что те “миндальничают” с Россией.
Кроме того, вокруг самой Каллас витает явный душок лицемерия: сама она вовсю призывала к изоляции России, а муж продолжал наживаться на деловых связях с Россией даже после начала спецоперации на Украине в феврале 2022 года. Все это, наряду с рядом политических просчетов, сделало ее весьма непопулярной фигурой даже в родной Эстонии. Зазвучали даже призывы к ее отставке, но она их проигнорировала.
Одно то, что Берлин и другие столицы сочли, что человека вроде Каллас безопаснее усадить “заведовать серьезными коммюнике”, как выразился британский аналитик Дэвид Благден, чем настоящим военным альянсом, предпочтя в генеральные секретари НАТО опытного премьер-министра Нидерландов Марка Рютте, красноречиво говорит об истинном весе верховного представителя.
Ведь дело в том, что несмотря на громкое название, никакой реальной власти эта должность не имеет. Верховный представитель не равен министру иностранных дел ЕС. Он (или она) — лишь вице-президент Европейской комиссии, исполнительного органа блока, и, таким образом, формально подчиняется его главе. В его распоряжении находится Европейская служба внешних действий (ЕСВД), насчитывающая свыше 5 000 чиновников как в самом Брюсселе, так и в представительствах ЕС за рубежом, однако все бюджетные рычаги сосредоточены в руках Комиссии. Таким образом, верховный представитель и его команда вынуждены тратить непомерную массу времени в склоках за сферы влияния с другими винтиками брюссельской машины, чтобы добиться хоть какого-то результата.
Самое главное, что вопреки всем декларациям о Европе как “геополитической силе”, ЕС не властен ни над внешней, ни над военной политикой своих членов. Внешнюю политику блока определяет Совет ЕС, то есть государства-члены, — и каждое из них имеет право вето, то есть может в принципе воспротивится единому подходу.
Ситуация едва ли изменится, поскольку изо всех своих прерогатив национальную безопасность государства всегда отстаивали ревностнее всего — и особенно это верно, поскольку сторонники суверенитета крепят позиции, о чем свидетельствуют результаты последних выборов в Европейский парламент. В каком-то смысле работа верховного представителя невозможна как таковая.
Эти структурные ограничения можно до некоторой степени компенсировать личностью чиновника. Влиятельнейшим из верховных дипломатов ЕС был Хавьер Солана, занимавший эту должность с 1999 по 2009 год — по иронии судьбы, еще до того, как Лиссабонский договор создал Европейскую службу внешних связей, которая в теории должна была этот пост укрепить. Однако Солана ранее возглавлял НАТО и тем снискал себе дополнительное влияние, уважение стран-членов и международную славу, которых так не хватало его продолжателям. Его преемнице Федерике Могерини можно поставить в заслугу ядерную сделку с Ираном, а Боррелю — поставить плюсик за попытки возобновить ее после ухода президента Трампа в 2018 году и принципиальную позицию по Газе.
В случае же с Каллас запросы гораздо скромнее. Кристи Райк из Таллинского международного центра обороны и безопасности, даже поддержав ее кандидатуру, отметила, что ей будет непросто “снискать себе репутацию волевого лидера, но при этом не прослыть чересчур радикальной на вкус некоторых стран, поскольку это будет контрпродуктивно”. Кроме того, дипломатические навыки Каллас и талант достигать консенсуса еще предстоит проверить в действии.
Каллас пока не предъявила ни убедительных знаний того, как устроен мир вне ее части Европы, ни даже интереса к этой области. Однако ей предстоит заниматься кризисами на Ближнем Востоке, в Африке и Латинской Америке и урегулировать отношения с Китаем и Азиатско-Тихоокеанским регионом. Как верховный представитель она возглавит совместную комиссию по реализации ядерного соглашения с Ираном, которую твердо поддерживали ее предшественники Могерини и Боррель. Ее взгляды по этому вопросу абсолютно неизвестны — как и по Израилю и Палестине. Как отметил брюссельский аналитик Шада Ислам, репутация ЕС и так уже “ниже плинтуса” из-за двойных стандартов по Газе. “Хотелось бы узнать, что будет, когда Каллас познакомится со сложным миром за пределами Европы”, — добавил он.
Новая администрация Трампа в Вашингтоне создаст дополнительные проблемы, поскольку часть потенциальных чиновников явно больше настроены противостоять Китаю, чем России. Чтобы “разрулить” эти вопросы, одних моралистских увещеваний о необходимости дальнейшего участия США в европейской безопасности не хватит — нужны будут дипломатические навыки.
В итоге, однако, все это может не иметь особого значения. Слабый или непредсказуемый верховный представитель (а тем более и то и другое) станет гарантией, что внешние партнеры ЕС будут еще больше тяготеть к отдельным государствам и Европейской комиссии, а роль ЕСВД и ее главы фактически ограничатся заявлениями о своей обеспокоенности.
Эльдар Мамедов — эксперт по внешней политике из Брюсселя
The post Утешительный приз. Кая Каллас займет в ЕС должность без реальной власти first appeared on The News And Times.
